Когда мы паковали перчатки, шапки, штаны от дождя и двадцать слоёв одежды, я надеялась, что всё это мне не пригодится. В Лондоне была жара, все играли в теннис, носили открытые майки и пили коктейли со льдом. Елени смеялась, что суровые украинцы так соскучились по зиме, что готовы променять две недели тепла на снег в горах. Я продолжала считать, что это просто шутка. Эта надежда возросла, когда мы приехали в Верону с её душными плюс тридцать три. Всё-таки, если ты ночью не можешь заснуть от жары, то в ста километрах не должно быть так уж холодно, верно?

И вот на чердаке хата ранним утром раздаются шёпоты «бляя», «пиздееец». Что такое? Опять брексит? Выбрали трампа? Нет, просто в неожиданно ярком окне показывают белую пелену, окутавшую все поверхности, включая альпийскую зелень, альпийские цветочки и альпийское озеро. Альпийские коровы бесятся, как ни в чём не бывало. С альпийского неба падает июльский снег. Мы заворачиваемся во все слои одежды и выбираемся из тёплого хата. Я радуюсь, что так и не купила купальник. Думаю, он подождёт меня в магазине ещё один год. В длительном подъёме есть один плюс: идти наверх не так холодно. 

Самый длинный переход на маршруте тщательно припорошен снегом. Это сейчас все привыкли к зиме, подумаешь, снег, велика беда. Но в середине лета это выглядело очень странно. 

Ваня очень нервничал, когда я останавливалась фотографировать снежные склоны каждые двадцать метров. Но на мою сторону стала пара итальянцев, которые в летних кроссовках шли забираться на одну из вершин. Говорят, что потом эти фотографии будут радовать нас целый год. Они не знали, что полгода мне понадобится только на то, чтобы их выложить.

Горы радуют неожиданными текстурами, многие из которых размером с крупное село. Пейзаж и так не очень-то земной, но без привязки к обычным объектам, что задают масштаб, он кажется компьютерной графикой. 

Однажды наткнулись на лавочку, из спинки которой торчала длинная проволока с флажком на конце. Мы долго обсуждали, что же это за херня, а потом до нас дошло, что этот флажок отмечает местонахождение лавочки под снегом. Сложно было представить себе такое количество белой гадости, которое покрывает лавочку и проволоку, в целом метра два. С воображением нам помог календарь. В нём была дата 14 июля. Под лавочкой собралось около пяти сантиметров снега.

Целый день мы спускались в лето и поднимались обратно в зиму. В летней части на нас смотрели голубыми глазами озёра, и трава грелась в пятнах солнца. Но чем выше мы поднимались, тем больше поднимался и ветер, на нас нарастали слои одежды, и всё суровей выглядели камни вокруг.

Встретили группу чуваков, которая косплеила солдатов первой мировой. Они были похожи на денди на фоне вереницы туристов в мешковатых куртках. И шли почему-то не по тропинке. Может, они собрались на саммит самых модных жителей доломитов. Чувак, с которым я разговаривала, почему-то внезапно сказал, что нужно быть полным идиотом, чтобы в этой одежде и обуви на картонной подошве вообще идти в горы, а тем более там воевать. Но кого ты хочешь убедить, когда ты выглядишь как фея, а из твоей трубки пахнет ванильным табаком. Ежу понятно, что быть солдатом в горах было нетрудно. Потому что даже если ты умер, ты сделал это стильно.

Это наш рефуджий. Один из самых больших на пути. С одним из лучших видов. К нему из долины проведена канатная дорога, поэтому в столовой и на пути вниз можно встретить группы странных людей в джинсах и с детьми. Они веселы, розовощёки и сыты. Не такие, как мы. Коричневая труба справа от здания — это комната сауны с видом на противоположный горный хребет. 

Но вместо сауны мы надеваем перчатки, шапки и тёплую одежду и идём к кресту, что стоит на вершине недалеко. Снег, ветер и мороз — всего лишь необходимое уловие для того, чтобы ты когда-нибудь забрался наконец в тёплый хат и отнял несчастный видоискатель от слезящегося глаза.